Данный проект ссылается на прошлость прошлого - вне идеологии портретируемого сходства, вне обстоятельств социального напряжения, вне субординации общественного положения, а только в смутном порыве узреть эманацию минувшего века в его избранности, запечатлеть пребывание уже покинувшей мир личности в атмосфере пройденного. Кто и кем был когда-то: рабочим, интеллигентом, комиссаром, басмачом, коммунистом и т.д. - неважно, поскольку полотна в шелкографической технике являются, по словам ферганского культуролога Александра Ивановича Куприна, свидетельствующим фактом самого искусства в его провиденческой субстанции, когда родное бывает выше истинного и справедливого, - переводом изображения в публичность, чтобы оно хотя бы для кого-нибудь стало частью обретенного времени.

Как сказал Рильке, "когда-то – это сейчас". Проект "Сепия неупомянутости" как объект экспозиции выставочного зала устанавливает своего рода почерк фотографической безымянности авторства в зазоре исторического и мифологического существования. Это почти смиренная воля высших сил приоткрыть нам мимолетность прошлого мироощущения в точке того, что это было однажды с тобой в теле отца, матери, близких друзей и родственников. Вдобавок черно-белые флюиды в экранной видимости простыней находятся в обновленной печати в неуловимом намерении современного искусства присвоить некое место пристальности, где мета мгновеннного становится вестью возможного. Тем самым лицевая статичность снимков, препарированная анонимностью царапин, вздутий, срезанностью и небрежностью темнеющих пятен, пробуждается образностью обыденного спокойствия, подлинностью неизбывного обихода. В эфире выставочного "радиовещания", в громкоговорителе из алюминиевого корпуса мы слышим мужской голос - он фокусирует нимб странноприимного случая в амальгаме потускневших снимков. Его чтение воспроизводит действие визуальной навигации по ту сторону события, "где вещи договорились до тебя считаться другими". В придачу голосовой перформанс ретранслирует позывные поэтического текста снова и снова и миметически воспроизводит метафоричность фрагмента из фильма Жана Кокто "Орфей". Следует заметить, что пиксельная сетка трафаретного оттиска на поверхности отбеленной бязи как бы вершит телесность ткани под стать библейской плащанице или савану забытого суфия и словно уподобляется одному пустому кадру, в котором хранится накрахмаленный зной первой любви. В прямоугольном зале телеграфный столб, прислоненный к металлической раме красного велосипеда, и приземистая развеска простыней на бельевых веревках укладываются в объектное представление о зримости инсталляции как о мистерии места в бессобытийности старого двора - это отклик, доносящий до нас документальный огляд в полость теплоты повсеместного умалчивания. Вглядываясь в белесость изображения, неизменно распознаешь дистанцию недосягаемой близости простых вещей, привечаемых формообразующей силой творческого акта, которая, по сути, всякий раз по-новому меняет оптику и само понимания предметов. Данный проект находится в идее необходимости зафиксировать знак самой невозможности искусства влиять на что-либо и в настоятельности поэтического волюнтаризма перекодировать себя в истоках прежней вибрации. Это внутреннее обострение фотографической материи, вовлеченной в ожидание неизбежного момента, когда воркующий воздух проявится лицом смеркающейся сепии. В довершении всего, на одной из фотографий, помнится, было деревянное крыльцо, которое в детстве даже и не замечалось, и только по истечении большого промежутка времени вдруг понимаешь, что оно было дарением незаметного промелька в тогдашнем ощущении своих родителей и близких людей. Солнечный свет, калитка, двор, соседи, рыжий пес по кличке "Кешка", виноградник, вившийся по крыше дома, комнатная прохлада в летнюю жару, арык на обочине дороги, жухлая трава вдоль тротуара, угол дома на пересечении тихих улиц, неспешный разговор с другом и т.д. Эти приметы уже проронили в наши уста сиюминутную посюсторонность пыли, опекаемой самой пылью в подношении нашего облика на алтарь портретного сходства с иными и Иным.

Текст Вячеслава (Юры) Усеинова под редакцией Шамшада Абдуллаева.

Проект Вячеслава Усеинова и Шамшада Абдуллаева.

Хроника